Сегодня Верховный суд России отложил на 17 декабря рассмотрение иска Минюста о ликвидации Российского общества «Мемориал». Правозащитная организация, одним из инициаторов создания которой был Андрей Сахаров, появилась в 1989 году как Всесоюзное общество, объединив структуры из разных городов СССР  в одну. Сейчас, спустя 25 лет, министерство пытается закрыть одно из подразделений организации. Председатель совета Правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов рассказал Slon о требованиях Минюста.

– По требованию Минюста предполагается ликвидировать российскую историко-просветительскую правозащитную и благотворительную организацию Российское общество «Мемориал» и все ее отделения. Так сформулировано требование – не приостановить деятельность, а ликвидировать. Мы ходатайствовали об отложении суда. Хотя еще в прошлый четверг представитель Минюста, который приходил сюда, говорил, что они будут настаивать на ликвидации, неожиданно в понедельник, 10 ноября, Минюст заявил, что будет ходатайствовать об отложении тоже.

Накануне, в воскресенье, господин Песков [пресс-секретарь президента Дмитрий Песков] в ответ на выступление Эллы Памфиловой, которая призвала не закрывать «Мемориал», ответил, что Путин не может прочитать ее письмо до 16 числа, поскольку он в разъездах. Значит, нужно понимать сложность жизни Путина и особенности защищенной правительственной связи, все эти берестяные грамоты, голубиную почту и ориентацию по пенькам мохом к северу… А поскольку Путин в Китае, то голубь может и птичьим гриппом заболеть. И есть шанс, что до 16 ноября президент письмо не прочитает. Но после этого вдруг Министерство юстиции поменяло свои устремления.

– Каковы формальные претензии?

– Российский «Мемориал» существует больше двадцати лет. В 1989 году был создан Всесоюзный «Мемориал», а потом, когда Союз распался, в 1992-м появились Российский и Международный «Мемориалы», которые тогда же сразу были зарегистрированы в госорганах. В Российский вошли те, кто есть в России. В Международный сейчас входят семь организаций на Украине, есть организации еще в Казахстане, Латвии, Германии, Италии и в Париже. Начиная с 1994-го каждые четыре года собирались конференции, отчитывалось предыдущее правление, избиралось новое. Жизнь нормальной общественной организации, с той лишь разницей, что Российский «Мемориал» существовал всегда без мощного центрального аппарата и без бюджета. И члены правления, и все его центральные органы всегда работали на волонтерских началах, лишь координируя деятельность десятков местных организаций. (Всего их 66. – Slon)

Незначительные претензии Минюста появлялись и прежде, мы справлялись с ними либо в текущем, либо в судебном порядке, но в 2012 году появились претензии к нашей структуре, она, мол, неправильная, а кроме того, отсутствует деятельность организации вообще и деньги на счете в частности. Вы неправильно организованы, говорят нам, то есть неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь. Вы, говорят, когда-то собрались десятками организаций и учредили общую, а нужно было наоборот – из Москвы учредить организации в регионах. И чтобы каждая имела в названии слова о том, что она – «отделение Всероссийской историко-просветительской организации Российский «Мемориал»». У вас, говорят, есть воронежский «Мемориал», у которого в названии нет этих слов. Но простите, когда организовывался воронежский «Мемориал», Российский «Мемориал» еще не существовал! Это нормальный процесс роста – снизу вверх. Организации должны быть более чем в половине субъектов федерации, говорит Минюст. Они есть! Но они, говорит Минюст, неправильно называются, и их не берут в общий зачет. Например, если N-ская городская организация, которая фактически работает во всем регионе, но нет при этом N-ской областной, то ее не берут в зачет. Словом, это требование номер один – неправильно устроены.

Небольшое отступление. Почему ликвидация? Потому что, говорят нам, вы два года не исполняете наши законные требования. Но мы эти два года пытались в судебном порядке урегулировать отношения с Минюстом и его требования оспорить! И только после вступления в силу решений судов мы были обязаны вносить какие-то изменения в структуру и устав. Решение последней судебной инстанции, отказавшей нам в опротестовании требований министерства – мы получили в августе. В начале сентября мы написали в Минюст, предупредили, что в последних числах ноября у нас пройдет конференция, на которой мы и внесем изменения в устав Российского «Мемориала». Мы в любом случае должны внести изменения хотя бы потому, что с первого сентября введены в действие новые разделы Гражданского кодекса, которые регулируют деятельность некоммерческих организаций, и мы должны привести наш устав в соответствие с этими положениями. Конференция – наш высший орган, изменения мы можем внести только на ней. И вдруг узнаем из СМИ, что Минюст объявил о назначенном на 13 ноября суде. Мы уже тогда просили его отложить суд до конференции. Как мы можем ее провести, если нас ликвидируют до того, как мы можем удовлетворить требования Минюста? 

Вторая часть претензий. Нам говорят, что мы ничего не делаем, а то, что мы объединяем организации и наша деятельность – это сумма деятельностей организаций, – неправильно. Ею мы отчитываться не можем.

Еще одно отступление. У нас есть пара десятков организаций, которые именно так называются, как хочет теперь Минюст. Почему так получилось? Потому что после предыдущего приступа державной паранойи, который случился в 2005–2006 годах, когда было ужесточено законодательство о неправительственных организациях, многие региональные организации потеряли статус юридического лица. На неправительственные организации был тогда наложен огромный объем удушающей отчетности. По сути, любая из них, даже не имеющая денег на счете, должна была сдавать такой объем отчетов, что нужно было нанимать профессионального делопроизводителя, профессионального бухгалтера. Это многим оказалось не по силам, и в результате многие региональные организации просто отказались от статуса юридического лица, став отделениями Российского «Мемориала». Вот по их деятельности, спрашиваем мы Минюст, мы хотя бы можем отчитываться? Тоже нет. У вас есть, говорят, центральный офис, и он-то должен вести работу и ею отчитываться.

Отсюда вытекает третье требование – «у вас должны быть деньги на счете!» А раз их нет, значит, вы ничего не делаете и не существуете. Действительно, деньги на счете у нас появились только в сентябре этого года, чтобы в рамках наших судебных тяжб оплатить издержки по переписке Российского «Мемориала» с Минюстом. Повторю, это не вертикальная структура объединения, а сетевая. Роль правления — координирующая, правление и все остальные работают на волонтерских началах. Да, там нет денег, нет собственных программ. Но простите, почему Минюст так пытается регламентировать внутреннюю деятельность организации? Если мы, скажем, играем в шахматы, то действуем в рамках правил шахматной игры, а движения фигур определяем самостоятельно. Конь ходит буквой Г, но в какую сторону — мое дело! Если в игре есть арбитры, они не должны диктовать каждый ход, как это делает Минюст. 

– В этой истории на какой закон ссылка?

– В том-то и дело, что в законодательстве об общественных объединениях ничего такого нет, и в подзаконных актах нет, и в ведомственных инструкциях… Среди требований Минюста есть такие, которые не основаны на законе, и во многом противоречат Конституции, противоречат Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Требования Минюста не основаны на законе. То, что они от нас хотят, противоречит естественному, природному порядку того, как люди объединяются, – снизу вверх. Минюст хочет того, что делает организацию более уязвимой. Его требования основаны на том, что они воспринимают вертикаль как норму, а мы работаем с горизонталью, с сетями, так жизнь устроена. 

– С законом об иностранных агентах это как-то связано?

– Нет, агентская линия – отдельная. Это наступление с другого фланга, не на Российский «Мемориал», а на Правозащитный центр «Мемориал».

– Но по этой линии на «Мемориал» тоже ведь давят?

– Тоже. Примерно первые полтора года, с ноября 2012-го, когда был принят закон, общественные организации бойкотировали его – в реестр иностранных агентов летом прошлого года добровольно внеслась только одна организация, ничем более себя не зарекомендовавшая. Весной 2014-го года Дума изменила злосчастный закон и разрешила Минюсту самому вносить оргнизации в реестр иностранных агентов. То есть мы уже не сами должны «желтую звезду» на себя нашивать, а нам услужливо это сделает казенный портной. В реестр было внесено более полутора десятков организаций, в том числе и мы, с 21 июля. Кстати, требование этого закона по отчетности – исполняемое, за третий квартал мы отчет сделали и отправили. Но осталось и другое требование – на все наши материалы ставить лейбл «иностранный агент». Ща-а-аз! Это тоже самое, что на себя повесить шестиконечную звезду. Мы этого не делали и делать не будем.

Тем временем в списки агентов включаются все новые организации, а Страсбургский суд не торопится, там жалоба лежит еще с 6 февраля 2013 года. Тогда мы подали жалобу как потенциальные жертвы, с тех пор стали кинетическими, если угодно. Были проверки, было прокурорское представление, требующее признать себя «агентами». Мы судились, проиграли в районном Замоскворецком и Московском городском судах. После этого мы обжаловали решение о включении нас в реестр, но дата суда пока не назначена. Мы обжаловали положения закона о прокуратуре в Конституционном суде, те положения, на которые прокуроры ссылались при проверках, которые у нас проходили.  У нас веселая жизнь и по этой стороне тоже, но претензии к Российскому «Мемориалу» – это просто заход с другой стороны.

С одной стороны, это все кажется абсурдным, но с другой – есть логика. Российский «Мемориал»  – организация, по которой с ней ничего не сделаешь как с иностранным агентом. У Российского «Мемориала» нет иностранных денег, как и вообще денег, о чем я уже сказал. А для того чтобы внести его в агенты, нужно доказать наличие иностранных денег и так называемой политической деятельности. Получается, что это вполне логично – использовать другую тактику. Это раз. Два: получается, что требование об изменении структуры логично, потому что в этом случае требование ликвидировать организацию и все отделения оказывается исполнимым.

– Зачем вообще вас закрывать?

– Понятно, что незачем. Если вы меня спрашиваете, то я скажу, что незачем. Может, это нескромно, но мы работаем, и иногда даже достаточно неплохо. Иногда это бывает интересно тем же господам журналистам, которые получают от нас аналитические материалы или данные мониторинга. Когда наши товарищи, специалисты по истории Кавказа, например, делают большой раздел бюллетеня про тех кавказцев, кто воюет в Сирии, получается интересно. Или про тех, кто воюет в Донбассе. Кавказский мониторинг – это важно. Списки политзаключенных – это важно, эти списки стали одной из частей нынешней общественной реальности. Проект «ОВД-Инфо», независимый, но с нами сотрудничающий, – тоже важен. Объявляя нас иностранными агентами, нам вменяли как раз помощь политзаключенным и «ОВД-Инфо». Правда, коряво это обосновывали…

Недавно мы, не Правозащитный центр, а другая часть «Мемориала», провели выставку и выпустили книжку «Папины письма» (издана, кстати, на деньги президентского гранта) –это письма отцов детям из сталинских лагерей. Матери всегда писали, но отцы тоже пытались не порвать связей в семье, учили ребенка, как учат по прописям, по своим письмам, слали, например, гербарии дочерям… Выставка пошла сейчас по России. Думаю, это важно – сохранить свидетельства, как в бесчеловеческое время люди сохраняли человеческие связи, человеческий облик. Важно и то, что наш юрист Кирилл Коротеев представлял жертв Беслана в Страсбургском суде. Все это кажется важным. В конце концов, кто таскал раненых в 1993 году на московских улицах? Многие из мемориальцев. Кто искал пленных в Чечне в первую войну? Мемориальцы, люди из «группы Сергея Ковалева». Кто теперь документировал и украинские бомбардировки населенных пунктов на востоке Украине? Тот же Олег Орлов, который сделал материал по станице Луганская. Все это независимое, не ангажированное той или иной стороной документирование происходящего в зонах вооруженных конфликтов, очень важно, как и независимое наблюдение в тюрьмах. У нас при входе лежат книжки – люди приносят, а потом Аня Каретникова собирается везти их в тюремные библиотеки. 

Важно само по себе  легальное объединение людей, не по кухням, а открытое, самоуправляемое. Когда член правления от Красноярского края Леша Бабий сидит по архивам и методично в базы данных забивает кулацкую ссылку 30-х годов, это важно. Это столь же важно, как чтение имен на Лубянке 29 октября, накануне Дня политзаключенного. Ахматовское «хотелось бы всех поименно назвать» – важный подход, который идет не от большой цифры, не от теории, а от человека. Важен исторический багаж, который собран и наработан, важна работа со школьниками, в рамках конкурса «Человек в истории. Россия. XX век», по которому уже десятки тысяч человек написали работы. Это все – живое. Важна борьба за доступ к архивам. История ведь не может быть написана один раз, проштампована. В последней публикации на сайте у нас есть, например, письмо Вышинского, которое показывает какую-то человеческую его сторону, – он за одного из своих дореволюционных товарищей написал, по сути дела, охранную грамоту. И мало ли что еще могут открыть архивы? Словом, можно называть еще много направлений живого, что должно существовать. Но это не вполне укладывается в контекст встречи Путина с молодыми историками, в новые нормативы восприятия и описания существующей реальности. Там, где гражданское общество выстраивается сверху вниз, например как Общественная палата, там, где словосочетание «кто платит, тот и заказывает музыку» — естественно для людей, которые привыкли либо покупать людей, либо сами продаваться, когда оно становится некоторым общим местом, чуть ли не нормой, о независимых общественных организациях говорить трудно. 

«Мемориал» был создан 25 лет назад. Многие из тех, кто начинал тогда, не ушли в политику, остались в той же области, с теми же задачами – увековечение памяти жертв тоталитарного террора, борьба против возврата к тоталитаризму и за соблюдение прав человека в настоящем. Оказывается, что в настоящем это не менее актуально. Как теперь говорить о прошлом? Нужно просто открыть окно – оно, прошлое, уже здесь.

И в этом сложном времени, «прошлом в настоящем», мы пытаемся отстоять свою свободу, но также и принцип свободы объединения. Речь ведь идет не только о судьбе конкретной организации, Российского «Мемориала», но и о судьбе одной из основных гражданских прав и свобод.

 

Наталия Ростова

Источник: slon.ru