Беседа с представителем Русского союза Латвии в Европейском Свободном Альянсе.

Мы беседуем с Юрием Алексеевичем Петропавловским – известным латвийским политтехнологом, c 2004 года работающим в Европарламенте в качестве помощника депутата Татьяны Жданок по общеполитическим и социоэкономическим проблемам. С этого же года Юрий Петропавловский — представитель Русского союза Латвии в Европейском Свободном Альянсе European Free Alliance – объединение партий традиционных народов Европы, не имеющих собственной государственности в ЕС) и значительное внимание уделяет вопросам регионализма и самоопределения народов ЕС. В беседе со «Столетием» политик рассказывает о сепаратистских тенденциях в современной Европе и возможности появления на ее карте новых государств. 

 – Насколько актуальной для современной Европы является проблема сепаратизма?

 – Прежде всего, хотел бы обратить внимание на то, как за последние годы изменилась актуальность такого понятия, как «сепаратизм». В пору моей уже далекой молодости это явление в пределах Европы считалось довольно эксклюзивным – единственным ярким примером служил разве что Ольстер. Проблема противостояния в Северной Ирландии была урегулирована относительно недавно, приблизительно к 2008 году: напряженность сохраняется до сих пор, но уличные бои между протестантами и католиками вроде бы ушли в прошлое. Лет двадцать пять назад, когда разваливались Советский Союз и Югославия, европейские политологи рассматривали факт распада больших государств на маленькие сугубо положительно: так, дескать, проявляется историческое стремление народов к самостоятельности. Однако нынче сепаратистские тенденции ярко проявились в разных регионах ЕС – и это уже европейцев совсем не приводит в восторг. Как всем известно, совсем недавно прошел референдум об отделении Шотландии от Великобритании. Невзирая на конституционный запрет Мадрида, опрос о независимости, заменивший не разрешенный референдум на эту тему, состоялся и в Каталонии. Но это только наиболее известные примеры сепаратизма в Евросоюзе – есть и другие, пока еще не привлекшие столь пристального внимания со стороны широкой публики. Такого экстремального накала, какой наблюдался когда-то в Северной Ирландии, нигде пока нет, но сами тенденции налицо. Можно даже сказать, что привычная нам Европа начинает трещать по швам.

 – К вопросу о шотландском референдуме за независимость. Означает ли его поражение, что идея похоронена?

 – Нет, абсолютно нет. Как человек, уже в течение десяти лет сотрудничающий с представителями Шотландской национальной партии (эта партия, как и наш «Русский союз Латвии», входит в Европейский Свободный Альянс), могу сказать – это не те люди, которые бросают начатое дело на середине дороги. Шотландская национальная партия была основана в 1935 году и легко подсчитать, сколько лет они шли к этому своему референдуму. Сторонники самоопределения Шотландии не оставят дело всей жизни из-за тактической неудачи. Это деятели весьма закаленные: они действуют в условиях мощного идеологического прессинга со стороны Вестминстера и угроз Брюсселя, сводящихся к тому, что независимая Шотландия, скорее всего, окажется вне ЕС. Конечно, это напугало многих шотландцев, опасающихся оказаться обитателями эдакого британского Приднестровья, попавшего в экономическую блокаду. На этом фоне очень забавными представляются неоднократные заявления британского премьера Дэвида Кэмерона о том, что Евросоюз может покинуть и сама Великобритания. Соответствующий референдум, если Кэмерон к тому времени сохранит премьерское кресло, назначен на 2017 год — и шансы на его успех представляются экспертам весьма высокими. После этого может наступить новый момент истины для Шотландии, поскольку грозить ей выходом из ЕС станет уже бессмысленно. Поэтому представители Шотландской национальной партии готовят следующий ход на случай изменившихся после 2017 года условий. Хочу подчеркнуть, что всего за месяц после проигранного референдума в эту партию пришли 120 тысяч заявлений о вступлении! Коллеги не успевают оформлять документы на новых членов. Все, кто раздражен результатом всенародного голосования, торопятся пополнить ряды сторонников независимости.

 – А что с Испанией? Там, как известно, наиболее на слуху сейчас сторонники отделения Каталонии…

 – Кроме Каталонии подобные тенденции прослеживаются в Валенсии, Арагоне, Галисии, Стране Басков. Баски — это мировая классика жёсткого сепаратизма. Именно там годами действовала леворадикальная, националистическая организация ЭТА, выступающая за независимость — и по сравнению с ней большинство сепаратистов из других регионов смотрятся сущими детишками. В свое время ЭТА слишком увлеклась террором и настроила против себя даже большинство басков – когда в результате устраиваемых терактов стали погибать члены смешанных семей… Но любые попытки Мадрида решить каталонский вопрос какими-либо силовыми методами автоматически приведут к обострению «второго фронта» в Басконии – а это уже совершенно не смешно. Не дай Бог испанским властям вновь сделать подполье действующей силой! Как известно, проведенный в Каталонии опрос о независимости закончился сокрушительным успехом сторонников отделения – таковых оказалось свыше 80 процентов. Формально власти региона от этого опроса дистанцировались. Но все понимают, что обеспечить деятельность сорока тысяч активистов, занимавшихся проведением данного мероприятия, за счет одних только доброхотных пожертвований невозможно. Впрочем, Мадриду пришлось сделать вид, что он не замечает деятельности каталонских властей по подготовке опроса. В наше время молниеносной реакции фондовых рынков на любые потрясения лучше не заниматься силовыми экспериментами, тем более имея такой внешний государственный долг, как Испания. Испанские долговые обязательства, и не только государственные, за неделю получат «мусорный» рейтинг при попытке силового решения проблемы.

 – А что с соседней Италией?

 – От Италии хотят «отвалиться» многие обитатели Сардинии и Сицилии – естественно, со своими территориями. Они обзавелись и политическими организациями, занимающимися обоснованием этих стремлений. Не берусь утверждать, что в ближайшее время там может произойти что-либо серьезное – в этом плане лично меня больше всего интересует Южный Тироль. Не так много людей знает, что на севере Италии проживает много немцев – по сути, это немецкий регион. Более того, принадлежность этой земли является чрезвычайно чувствительной для общегерманского духа. Дело в том, что прямо на горе, над столицей региона городом Мерано (по-немецки официально – Меран), находилось родовое поместье будущих герцогов Тирольских, позже объединивших под властью своей династии весь регион вплоть до Баварии. То есть сердце Великого Тироля осталось за границами Германии. И когда я разговаривал с молодыми активистами партии «Свобода Южного Тироля», те вывели следующую логическую цепочку: «Если мы южные тирольцы, то, следовательно – немцы. Если мы немцы, то мы еще и австрийцы. Если мы австрийцы, то мы германцы».

Как там станет развиваться ситуация, я судить не берусь. Все зависит от того, насколько жестко Рим станет реагировать на стремление тирольцев отложиться от Италии. Но хочу отметить, что последние уже давно доказали: они готовы пойти на решительные действия, если потребуется. В историю вошла «Огненная ночь» 12 июля 1964 года, когда активисты взорвали в горах тридцать четыре опоры линий электропередач и обесточили тем самым промышленную зону Боцен-Больцано. Акцию провел «Комитет освобождения Южного Тироля», которую возглавлял бывший офицер абвера, воевавший еще под Сталинградом, Зепп Кершбаумер. Таков оказался протест против насильственной итальянизации, проводившейся в государстве. Кстати, отличительной особенностью организованных Кершбаумером акций было стремление избежать ранения или гибели людей. Но итальянцы поняли, что лучше уж им вернуть немцам возможность говорить и учиться на родном языке. Однако, как я уже говорил, стремление к независимости, а в перспективе – к воссоединению с Австрией, от которой был отторгнут Южный Тироль по итогам Первой мировой войны, не исчезло. В прошлом году нас, делегатов ежегодного съезда партий Европейского Свободного Альянса, Меран встречал афишными тумбами, обклеенными плакатами «Южный Тироль – не Италия!». По всему центру города, и возле ратуши они висели тоже.

 – Есть ли у мятежных регионов какие-то схожие поводы для недовольства центральными властями или в каждом случае все происходит индивидуально?

 – Многие регионы не хотят участвовать в агрессивных внешних общеевропейских авантюрах – типа раскачки ситуации на Украине, подготовке возможного вторжению в Сирию, «арабской весне» и т. д. Тут, в первую очередь, надо упомянуть Баварию, где «Баварская партия» пыталась провести референдум об отделении от Германии. У каждого из сепаратистских проектов – очень давняя история, глубокие корни. Но то же самое относится и к глобальному плану строительства Евросоюза. По сути, сегодняшний ЕС — это реинкарнация первой общеевропейской империи Каролингов, весьма космополитичной по духу. Но нынче у очень многих политиков появилось ощущение, что теперешний канцлер Германии Ангела Меркель хочет переформатировать Евросоюз в духе Священной Римской империи германских народов с главенствующей ролью немецкой нации. Это выражается в той активной квазиимперской политике, которую Меркель проводит на востоке, в нарастающем противостоянии с Россией. Но ряд областей, те же баварцы, не слишком-то желают влачить на себе бремя расходов и убытков, связанных с возникшей конфронтацией. Им не улыбается перспектива оплачивать развлечения берлинского истеблишмента, затеявшего очередное издание Drang nach Osten. Например, немцы потеряли за последний год двадцать шесть процентов своего машиностроительного экспорта в Россию – что, конечно, злит промышленников. Это раздражение человека, которого заставляют в ресторане платить за блюдо, которое он не заказывал. И основные потери несут именно баварские предприятия!

 – Интересно, почему сепаратизм стал так «моден» именно в последние годы?

 – Такова оборотная сторона глобализации. Чем выше возносится брюссельское правительство европейской империи, тем сильнее массами избирателей, все меньше влияющих на решения Еврокомиссии, овладевает стремление иметь досягаемые, зависящие от их воли, более или менее контролируемые самоуправления. Опять же сейчас наблюдается кризис так называемых классических «национальных государств». Первым государством такого типа оказалась Франция, после своей Великой Революции проводившая жесткую политику неуклонного подавления культуры и языков «нетитульных» народностей на своей территории: бретонцев, бургундцев, нормандцев, аквитанцев и так далее. «Мы все французы!» — объявляли официальные идеологи, но ценой этого тезиса стала потеря миллионами людей культурного наследия предков. И потеря миллионов жизней тех, кто был просто уничтожен в ходе строительства французской политической нации. Включение во «всеобщую» нацию обернулось запретом на дополнительную идентичность. Скажем, древний окситанский язык, широко распространенный в Гаскони и Лангедоке, оказался допущен до использования в радиовещании на юге Франции лишь совсем недавно. В России казалась обычной такая ситуация – скажем, наш земляк знаменитый фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли являлся шотландцем по крови, лифляндцем по происхождению и русским по самоопределению. Никто же не скажет, что покоритель Парижа в 1814 году фельдмаршал Барклай-де-Толли – шотландский или лифляндский полководец. Во Франции, Испании и, в меньшей степени, Великобритании подобное трудно было бы представить.

 – То есть сейчас возобладало желание людей отвоевать свои корни, свою истинную принадлежность?

 – Именно так. Нынче европейские государства пожинают ими же посеянный урожай. Скажем, я знаком с депутатом Европарламента Джил Эванс, ранее возглавлявшей партию Уэльса. Она горда тем, что в юности отсидела в тюрьме за проведение акций в защиту валлийского языка и требования официального статуса для него. Вообще, сейчас многие валлийцы и корнуэлльцы, даже те, которые дожили до зрелых лет, начали заново открывать язык своих предков… К слову, во времена Маргарет Тэтчер там происходили ожесточенные конфликты между шахтерами, полицией и войсками. Советская печать подавала эти события всецело в парадигме классового противостояния, хотя на самом деле причины происходившего лежали куда глубже. Угольная и стальная промышленность Уэльса и Шотландии, которую Тэтчер намеревалась приватизировать в пользу транснациональных корпораций, давала возможность местным народностям зарабатывать, поддерживая свою культуру и традиционный образ жизни. Именно поэтому сопротивление действиям правительства носило черты национального восстания.

 – Значит, причины борьбы за самоопределение лежат исключительно в культурно-идеологической плоскости?

 – Я бы еще не сбрасывал со счетов и экономический аспект. Лозунги «хватит кормить Лондон!» или «хватит кормить Мадрид!» приобретают все большую популярность. Некоторые из желающих отделиться регионов являются лидирующими по экономическим показателям — и с раздражением относятся к необходимости дотировать другие области, не столь успешные. Такое раздражение является оправданным в случае богатой Каталонии, а вот с Шотландией ситуация несколько другая. Окружающий эту страну шельф разрабатывается международными корпорациями British Petroleum и Royal Dutch Shell, имеющими лишь формальную британскую «прописку». Сомнительно, что они стали бы делиться большей частью своих доходов с независимой Шотландией, действительно получающей от Лондона серьезные финансовые выгоды. И в этом тоже заключается одна из причин неудачи референдума – многие шотландцы не рискуют отказываться от обширного британского рынка.

 – А бывают какие-то эксклюзивные причины стремления к независимости?

 – Тут особенно интересны корсиканцы, которые, памятуя о своем великом земляке Наполеоне, когда-то занимали сугубо профранцузскую, проимперскую позицию. Все в одночасье изменилось после того, как Шарль де Голль предал и бросил в Алжире два с половиной миллиона французов (примерно так же, как позже Ельцин кинул русских в постсоветских республиках) – а среди тамошнего белого населения именно бывшие корсиканцы составляли большинство. Люди жили в Алжире зачастую уже в третьем-четвертом поколении – и вдруг оказались иностранцами у себя же на родине. Подобные раны долго не затягиваются. Так лотаринжец де Голль невольно стал основоположником корсиканского сепаратизма, ибо островитяне не забыли причиненной им обиды…

 – А почему ЕС отрицательно относится к регионалистским тенденциям? Ведь они несут угрозу лишь для составляющих его государств, но не для самого союза…

 – Да, в какой-то степени процесс дефрагментации составляющих ЕС государств даже отвечает заявленному курсу на максимальную унификацию гигантского Евросоюза. Чем скорее удастся нарезать однообразный «салат» из регионов, тем лучше он подойдет для «солянки» единой Европейской империи, которую пытаются приготовить брюссельские чиновники. Целостные Великобритания, Испания и Италия для подобной империи великоваты, так что лучше раздробить их на кусочки. Но тут вмешивается чисто технический момент… Построенная в ЕС система сдержек и противовесов заключается в дележе полномочий между Европарламентом, Еврокомиссией (являющейся фактически самоназначаемым органом, практически не несущим ни перед кем никакой официальной ответственности) и Советом ЕС, состоящим из глав государств. Данный Совет может наложить свое вето на любое решение – и этой возможностью воспользовались испанцы, анонсировавшие, в случае отделения Шотландии, отказ ей в автоматическом членстве в Евросоюзе. Таким образом Мадрид страховался от собственных сепаратистов… То есть государственные бюрократии активно вставляют палки в колеса регионалистам. Другое дело, что ручей, на пути которого они пытаются выстроить плотину, постепенно превращается в водопад. Скажем, в той же Шотландии еще десять лет назад идею независимости поддерживали не более 15-18 процентов населения. По словам экс-главы Шотландской национальной партии и экс-премьера Шотландии Алекса Салмонда, его собственная мать долгие годы отказывалась голосовать за собственного сына, не веря в достижимость его идеалов! Сейчас же, спустя не столь уж большое время, Совет ЕС является, по сути, главным удерживающим фактором, мешающим европейским государствам начать разваливаться на части. Однако мы присутствуем при начале тектонических сдвигов, долго сдерживать которые просто невозможно.

 – А каковы перспективы самого ЕС? Не грозит ли ему опасность рассыпаться на куски?

 – Если Европейский союз не пойдет на изменение нынешнего тренда, связанного с жестким проамериканским курсом его руководства, то у этой организации, несомненно, появятся огромные проблемы. Еще Бжезинский откровенно писал, что для США крайне выгодно втравить ЕС в процесс непрерывного расширения-экспансии на восток: столкнув Германию, с одной стороны, с Россией, а с другой – со странами, не желающими в этом участвовать. И тут встает вопрос: кто вы, госпожа Ангела Меркель? Действительно ли проводник американских интересов, а если да, то по какой причине? Или она всего лишь «попутчица» США? Скорее всего, либо германский правящий класс сумеет решить проблему катастрофичности внешней политики г-жи Меркель, либо ЕС «посыплется». В конце концов, элиты могут решить, что корабль приближается к айсбергу, курс менять поздно — и спастись можно, лишь успев спустить на воду шлюпки… Или – выбросив за борт капитана, штурмана и лоцмана, – тоже вполне эффективное решение.

Юрий Петропавловский

Источник: stoletie.ru