Александр Лукашенко не видит причин отменять День Октябрьской революции. Об этом белорусский президент заявил в Могилеве 5 ноября.

«Никакого политического смысла в этот праздник я не вкладываю. Люди привыкли его отмечать. И почему надо его отменять?» — заявил глава государства. Судя по контексту, он таким образом риторически ответил на вопрос кого-то из собеседников — работников могилевского ООО «Протос».

Вопрос между тем закономерен. Белоруссия осталась единственной в мире страной, празднующей 7 ноября дату революции (или, как многие считают, большевистского переворота) в России. При том что сама Россия от этого праздника отказалась.

Вооруженная толпа, штурм дворца — опасные параллели

Белорусский президент, чей пропагандистский конек — стабильность, и сам чувствует некую нелогичность в праздновании, если разобраться, насильственного свержения правительства (в том числе, говорят, не слишком трезвыми матросами). «Я противник революций, как и вы, но тогда люди боролись за лучшую жизнь», — как бы оправдывался Лукашенко перед могилевчанами.

Действительно, белорусские власти побаиваются именно уличных выступлений. Обеспечивать нужную арифметику по итогам избирательных кампаний вертикаль давно научилась, а вот Площадь — это стихия, черт его знает, чем обернется.

И хотя, как бравировал Лукашенко, спецназ в 2010-м разогнал-де Площадь в Минске за семь с половиной минут, шлейф международных неприятностей тянется и по сегодняшний день.

Европа, может, и рада бы отменить санкции против верхушки режима, вознаградить Лукашенко за позицию по Украине, да noblesse oblige: пока в тюрьме сидит экс-кандидат на выборах-2010 Николай Статкевич, такой жест немыслим. Лукашенко же, в свою очередь, по-большевистски непримирим в отношении личных врагов.

В общем, уличные выступления — больное место белорусского руководства. Ведь в критической ситуации может ребром встать вопрос о радикальных методах пресечения беспорядков — и уж тогда от ярлыка кровавого в буквальном смысле режима не отмоешься.

Лукашенко всегда гневно осуждал цветные революции, включая оба киевских Майдана. Что не помешало ему сдружиться как с оранжевой командой Виктора Ющенко, так и с нынешними руководящими «бандеровцами», как трактует их союзная Москва.

Вообще же нынешняя заварушка на Украине и вокруг нее явно сыграла на укрепление позиций Лукашенко в собственной стране.

Его электоральный рейтинг, по данным НИСЭПИ, вырос с 34,8% в декабре 2013 года до 45,2% в сентябре 2014-го. Белорусский обыватель связал хаос и войну у соседей именно с революционным импульсом.

Еще в марте нынешнего года, вскоре после гибели в Киеве «Небесной сотни», на вопрос НИСЭПИ «Стоит ли крови людей лучшее будущее?» 78% белорусов ответили «нет» и только 14,1% — «да». На более же конкретный вопрос: «Хотели ли бы Вы, чтобы события, подобные тем, что происходят сейчас на Украине, произошли в Белоруссии?» — положительно ответили и вовсе только 3,6%.

И еще штрих: за полтора года, с марта 2013-го по сентябрь 2014-го, почти вдвое — с 14,3% до 27% — выросла доля белорусов, которые больше всего опасаются гражданской войны.

Октябрьский же переворот 1917 года как раз и привел к кровопролитной братоубийственной войне.

Советские реликты нечем заменить

Казалось бы, белорусскому руководству логично отмежеваться от столь сомнительной даты с нежелательными коннотациями (вооруженная толпа берет штурмом дворец и все такое), убрать ее под каким-либо соусом из числа праздников.

Но Лукашенко хотя и предлагает, как видим, выхолостить из 7 ноября всякий политический смысл, отказываться в принципе от этого красного дня советского календаря не хочет. Почему?

Одна из главных причин — идеологическая беспомощность нынешней белорусской власти.

На большой пресс-конференции для российских журналистов 17 октября в Минске Лукашенко признался, что, несмотря на его указания, создать в Белоруссии государственную идеологию на манер той же коммунистической доктрины так и не удалось: «Если честно говорить, я поручал, старался сам что-то изобрести, вот эту государственную идеологию. Но чтобы мне легло на душу — так и не легло».

Он добавил: «У нас кадры по идеологии, их задача — не допустить охаивания того, что нами сделано и что поддерживается большинством народа».

Тем самым официальный лидер фактически признал, что у армии казенных идеологов функция прежде всего охранительная: борьба с крамолой, пресечение критики властей. Иначе говоря, идеологи добиваются от населения лояльности, хотя бы внешней.

«…Государство должно быть сильным. Это же идеологически надо обосновать и народу рассказать», — втолковывал дальше Лукашенко российским журналистам. В белорусских же условиях, когда «государство — это я», вся идеология сводится к апологетике сильной руки бессменного вождя.

Но при этом Лукашенко, опасаясь излишней карикатурности образа, старательно избегает (если не считать экзотической парадной формы главнокомандующего) внешних атрибутов культа личности а-ля Сталин и Брежнев.

К слову, многие диктатуры прекрасно разыгрывали карту национализма. Но Лукашенко много лет зарабатывал бонусы от Кремля как борец с местными националистами, которые-де готовы всех русских посадить на чемоданы.

«После Крыма» белорусский руководитель явно испугался экспансии «русского мира», но при этом к решительной белорусизации (то есть, в его понимании, переходу на позиции своих внутренних политических противников) не готов.

Короче, никакой собственной идеологии, кроме идеи сохранения власти, у белорусской правящей верхушки нет. И вакуум приходится заполнять советскими культовыми реликтами.

Отсюда и обилие праздников коммунистической эпохи в белорусском календаре, и «Линия Сталина», и отлакированная до гламура экспозиция для нового здания музея Отечественной войны в столице.

Не удивительно, что здесь так уютно чувствуют себя любители вызывать духов прошлого типа участников недавнего ХХХV съезда СКП-КПСС.

Белорусская власть — словно комиссар с маузером

При этом ресурсов для популистской, уравнительной политики а-ля советский «развитой социализм» времен брежневского застоя у белорусского государства все меньше. И президент все чаще поучает сограждан в том духе, что пора-де отвыкать от иждивенчества.

Показательно, что и в Могилеве ныне Лукашенко не удержался от сетования: мол, «я вас немножко избаловал. Нельзя излишне помогать человеку, ибо он тогда перестает работать».

Но здесь режим попадает в вилку. С одной стороны — да, прежний патернализм не по карману, с другой — чтобы по-настоящему раскрепостить инициативу сограждан, нужны серьезные рыночные реформы.

Однако пойти на них, особенно перед выборами, для Лукашенко — нож вострый, даже если проклятые империалисты соблазняют кредитом МВФ.

Поэтому скрести по сусекам будут привычными административными методами. В частности, решено по полной программе «наехать» на так называемых тунеядцев.

Эту тему Лукашенко снова поднял в Могилеве. Причем несколько скорректировал цифру «бездельников»: если раньше говорил о полумиллионе, то теперь — о 400 тысячах. Отминусовал трудовых мигрантов, зарабатывающих для себя и Родины валюту в братской России.

«Речь идет о других — о бездельниках, которые не работают ни в Белоруссии, ни в России, ни в других странах. А доживут до 60 лет, потребуют: давайте пенсии. А откуда пенсии? От нас с вами. Поэтому я и требую решительных мер в борьбе с теми, кто нигде не работает», — обрисовал свою позицию Лукашенко.

Ну, опустившихся алкашей, бомжей вряд ли заставишь вкалывать даже с милицией. Независимые эксперты считают, что под флагом борьбы с тунеядством государство готовит атаку на теневую экономику.

Ее доля, по самым радикальным прикидкам, может достигать в Белоруссии 40%. Это, конечно, непорядок, но мировая практика показывает, что эффект дают скорее рыночные, стимулирующие методы, чем репрессивные.

Однако Лукашенко велел разобраться с «тунеядцами» дословно «именем революции». Так что, хотя и уверял он российских журналистов, что никакими «измами» не страдает, пристрастие к методам большевизма налицо.

Большевистское мышление, нетерпимость к инакомыслию, готовность удерживать власть самыми жестокими способами — как раз то, что на самом деле роднит белорусского руководителя с вождями октябрьского переворота 1917 года.

И потому при Лукашенко анахроничный, нелепый праздник свержения правительства в соседней стране, скорее всего, так и останется в календаре.

Александр Класковский

Источник: inosmi.ru