Ведущие мировые державы придерживаются разных точек зрения в вопросе о причинах падения Берлинской стены и окончания холодной войны.

Призрак Берлинской стены до сих пор продолжает преследовать мир. От бетонных плит и колючей проволоки, которые некогда разделяли город и весь континент остались лишь отдельные обломки. В самом Берлине их осталось довольно мало. Отдельные ее секции украшают гостиную одного из жителей Лас-Вегаса, пешеходную улицу в Южной Африке и столовую компании Microsoft. Несколько ее осколков можно найти на EBay.

Однако наследие Берлинской стены до сих пор представляет собой серьезную проблему. Пока мир не пришел к единому мнению о том, почему она рухнула, а также — если рассматривать это событие в более широком контексте — почему европейский коммунизм потерпел поражение и холодная война закончилась. Существует четыре господствующие точки зрения на этот вопрос, каждая из которых противоречит трем другим: речь идет о точках зрения США, России, Европы и Китая. И это не только чисто научные споры. То, как политическая элита воспринимает прошлое, напрямую влияет на ее стратегии будущего развития, и противоположное прочтение одного из ключевых моментов их общей истории является одной из причин нестабильности в международных отношениях.

Американцы в целом воспринимают окончание холодной войны как историю триумфа. «Милостью Божией, — провозгласил Джордж Буш-старший, — Америка победила». Если точнее, то победили 40 с лишним лет экономического и военного господства. Спустя несколько десятилетий политики сдерживания Рональд Рейган скомандовал «снести эту стену», а Кремль, признавший несостоятельность идеи о продолжении чрезвычайно дорогостоящей и бессмысленной гонки вооружений, подчинился (спустя несколько лет, но все же).

Для американцев капитуляция Советского Союза в сочетании с демографическим всплеском в Восточной Европе стали символом признания не только мирового господства США, но и американских ценностей. Угнетенные европейцы хотели быть похожими на нас, думали американские лидеры, потому что Джордж Буш-старший сказал: «Мы знает, что это работает. Свобода работает». Игнорируя тот активизм, который помог разрушить коммунизм изнутри, и смешивая в общую массу реформаторские и несговорчивые режимы Восточной Европы, американцы предлагали чрезвычайно упрощенное, но в то же время чрезвычайно убедительное объяснение причин окончания холодной войны: прав тот, на чьей стороне сила, а мы всегда были правы.

Как это часто случается с господствующими интерпретациями исторических событий, ее популярность имеет гораздо большее значение, чем ее точность, поскольку она представляет собой очевидный рецепт дальнейшего успеха: если США будут достаточно сильны, чтобы справляться с любой угрозой, и если они будут твердо придерживаться своих идеалов, весь мир рано или поздно им подчинится. Если мы будем верить в то, что мы способны превзойти по расходам и одержать победу над любым потенциальным врагом, как мы сделали это во времена холодной войны, мы сможем снова и снова освобождать угнетаемые народы, которые больше всего на свете мечтают о возможности насладиться нашим образом жизни.

«Если войны 20 века и научили нас чему-либо, — объяснил Билл Клинтон, — то они научили нас тому, что мы способны достигать наших целей, защищая наши ценности и возглавляя силы свободы».

Подобный триумфализм характерен для обеих партий. «Снос памятника Саддаму Хусейну в Багдаде, — заявил Джордж Буш-младший в 2003 году, — войдет в историю наравне с падением Берлинской стены, как один из величайших моментов истории свободы». Спустя пять лет в Берлин со своим первым международным визитом в качестве президента США приехал Барак Обама. На фоне финансового кризиса и критики международного сообщества это место было напоминанием о том, что американская система сработала. «Давайте вспомним историю и исполним наше предназначение, — проповедовал Обама, — и изменим мир еще раз».

Между тем, европейцы не разделяли точку зрения американцев. По их мнению, главной причиной краха коммунизма были вовсе не мощь и идеалы Америки, а их собственный континентальный порыв. Не сила уничтожила коммунизм. Именно отсутствие силы сделало возможными бархатные революции в Восточной Европе. Уклоняясь от войны в течение двух десятилетий — это довольно долгий срок для новейшей истории — мудрые европейские стратеги дали коммунистам время образумиться.

Согласно версии европейцев, мир на континенте не был случайностью. Он стал следствием действия переходных институтов и интеграции, призванных залечить раны, возникшие в процессе отделения. В Первой мировой войне Европа почти совершила самоубийство. И она снова предприняла такую попытку во Второй мировой войне. Все знали, что она не переживет третьей попытки в эпоху ядерного оружия. Поэтому ее лидеры, в конце концов, решили создать общее пространство, объединив разные экономики, религии, культуры и народы в единое общество, где нет места даже угрозам применения силы. К концу 1980-х годов победа, казалось, уже была в кармане. «Лозунг политики после 1945 года, «Мы никогда больше не должны воевать друг с другом», — объяснял председатель Европейской комиссии, — вдохновлял тех, кто строил это общество. И этой цели мы достигли».

Европа одержала победу над войной! Та гордыня, которая лежит в основе этого вывода, превосходит даже веру американцев в то, что народы всего мира мечтают быть похожими на них. Однако эта версия объясняет не только успех Европы, но и крах коммунизма. Когда Михаил Горбачев говорит об «общем европейском доме», простирающемся от Атлантики до Уральских гор, он пытался выразить желание не столько контролировать Европу, сколько вступить с ней в равный брак, а также желание отказаться даже от социализма ради слияния Востока и Запада.

Восхищение Европы идеей консенсуса, которое сохраняется до сих пор, во многом объясняет то, почему в течение последних двух десятилетий европейские лидеры с таким осуждением относились к агрессивной политике США. С точки зрения европейцев, родившихся после окончания Второй мировой воны, сила по своей природе разрушительна, и она может служить лишь временной мерой. Если мы не будем силой заставлять других видеть добродетельность нашего общества, рано или поздно наши враги сами разрушат свои стены, чтобы присоединиться к нам. И они уже это сделали.

Россия извлекла из событий 1989 года гораздо более болезненный урок. Надежды Горбачева на дальнейшую интеграцию с Европой очень скоро рассеялись. НАТО расширялась, несмотря на все заверения лидеров альянса о том, что он не двинется дальше восточных границ объединенной Германии. Евросоюз поставил на свои двери решетки. Поляки, чехи, словаки и венгры, освобожденные от тирании нацистов ценой огромных потерь и поддерживаемые Кремлем на протяжении нескольких десятилетий, повернулись на запад, не желая оглядываться назад.

Второго плана Маршалла не было. На этот раз победители попросту оставили своих врагов гнить. Постсоветская экономика рухнула. Объемы поставок продовольственных товаров резко сократились. Средняя продолжительность жизни уменьшилась, а уровень алкоголизма и младенческой смертности стремительно вырос. За голодом последовали унижения. Россияне наблюдали за тем, как американцы демонстрировали свою военную силу на Балканах, в Афганистане и на Ближнем Востоке, в то время как вторжения Москвы в Чечню, в Грузию и на Украину вызывали бурю возмущения. Народ, чья сила некогда заставляла Запад дрожать от страха, теперь был вынужден выслушивать выговоры за то, что он пытается навести порядок у себя по соседству, со стороны противника, готового отправить свои войска в любую точку мира при малейшей провокации.

Владимир Путин воспринимает события 1989 года как трагический момент в истории России. С его точки зрения, распад Советского Союза стал «величайшей геополитической катастрофой 20 века». И из этих событий он извлек важный урок: нельзя верить обещаниям Запада. Россию уважают, только если ее боятся. Он не стал соперничать с США в военной сфере, но ему удалось найти общий язык с другими государствами, считающими Америку высокомерным гегемоном, и при этом использовать имеющиеся в его распоряжении инструменты — в том числе энергоресурсы, высокий уровень развития кибер-технологий и право вето в Совбезе ООН — для реализации националистических интересов. Пусть европейцы говорят, а американцы хвастаются, рассуждает Путин. Он будет действовать.

Урок, который Китай извлек из событий 1989 года, является в наибольшей степени внутренне-направленным, поскольку главным событием этого года для китайцев стало не падение Берлинской стены, а восстание на площади Тяньаньмэнь. Волнения в Восточной Европе обеспокоили китайское руководство, которое еще не успело до конца оправиться от бурной Культурной революции. «Необходимо сделать все возможное, чтобы перемены в Восточной Европе не повлияли на внутреннее развитие Китая», — заявили представители Коммунистической партии Китая в марте 1989 года. В апреле руководство страны неохотно мирилось с демонстрациями. К началу мая против участников акций протеста были применены дубинки и слезоточивый газ. В июне против них уже выставили танки и пулеметы.

Из всех режимов, против которых в 1989 году выступили их граждане, только китайскому правительству удалось остаться у власти. Почему? Потому что оно продемонстрировало свою безжалостность. Чиновникам Восточной Германии не хватило духу стрелять в протестующих — так же как и коммунистам в Москве, чей переворот 1991 года привел к массовым демонстрациям. Дэн Сяопин оказался гораздо более жестким лидером. «Доводите начатое до конца, — говорил он, — и Запад все забудет».

Тем не менее, китайские лидеры также признают, что они проигнорировали требования своего народа, стремившегося к лучшей жизни, на свой страх и риск. Правительство заключило со своими гражданами негласный договор: политический склероз в обмен на экономический рост. И горе тому, кто нарушит условия этого договора.

В целом, уроки 1989 года нельзя назвать оптимистичными. Каждая из этих великих держав продвигается вперед, руководствуясь своей собственной версией тех событий. Европа сохраняет верность идеям коллективизма, с большой неохотой сопротивляясь геополитическим агрессорам. США продолжают перебрасывать сильнейшую армию в мире из одной точки в другую, зачастую в ущерб своей экономической базе и системе образования, которые являются основой этой мощной державы. Россия занята поглощением своих соседей, как будто пытаясь повторить завоевания 19 века, несмотря на санкции. А китайцы продолжают подавлять недовольство, манипулируя курсом юаня, заказывая реализацию ненужных проектов ради обеспечения людей рабочими местами и размахивая кровавым флагом национализма в те моменты, когда внутренняя поддержка ослабевает.

В ситуации, когда державы руководствуются противоположными трактовками одних и тех же событий, столкновения между ними — это лишь вопрос времени. Американцы вполне могут спровоцировать новую гонку вооружений с Китаем. Такая стратегия однажды уже сработала против Советского Союза. Европейцы могут настолько сильно поверить в идею примирения, что рано или поздно они попросту не заметят настоящую угрозу у своих границ. Такое уже случалось. Путин и его преемники однажды могут зайти слишком далеко, спровоцировав настоящий международный конфликт, усилив при этом напряженность внутри страны и променяв остатки процветания на старомодную жесткую силу. В Гонконге уже начались волнения, которые угрожают перекинуться на материк в том случае, если рост еще больше замедлится, а китайцы захотят получить те свободы, которыми пользуются граждане других государств.

Новым мир, возникший после 1989 года, казался таким многообещающим. Как говорится в песне британской рок-группы Jesus Jones, наблюдать за падение Берлинской стены было как «смотреть, как мир просыпается от прошлого». Между тем, поскольку в разных странах существуют разные версии причин и последствий падения Берлинской стены, у прошлого еще есть шанс посмеяться последним.

 

 

 

Джеффри Энджел

Источник: inosmi.ru