Почему в язык современников снова возвращаются советские штампы и куда уходит логика

Политические события последних месяцев многое изменили в нашей стране. Язык, как чувствительная среда, также постепенно перестраивается. Привычные слова приобретают новые смыслы. В разговорах современников все чаще проскальзывают, казалось бы, давно забытые советские фразы, а логика исчезает. О том, как на развитие лексики влияют первые лица государства и почему граждане снова заговорили штампами, «Лента.ру» поговорила с заведующим Центром социолингвистики Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте России (РАНХиГС), 
автором книги «Русский язык на грани нервного срыва» Максимом Кронгаузом.

«Лента.ру»: С подачи чиновников в лексикон стали возвращаться слова из советской эпохи: «воля народа», «единый порыв», «по просьбам трудящихся». Есть даже церковная лексика: святотатство, кощунница. Это сигнал?

Кронгауз: Власть ищет язык, на котором она могла бы общаться с народом. Этот процесс идет все годы после перестройки. В советское время было легче — существовал посыл, который можно было бы транслировать обществу: у нас все хорошо, а у них — у врагов — все плохо. Отчасти сейчас это возвращается. Снова появились ритуальные тексты, наполненные штампами, главная задача которых — скрыть смысл или отсутствие смысла.

Но сегодня нет той чистой идеологии, как в Советском Союзе. И поэтому нет оформленного языка. В нем используются и американская манера позитивного общения, и советские приемы. Появилась тема поиска врага, характерная для советской коммуникации. Существовали хорошие слова для описания нашей власти, и слова плохие, подогревающие ненависть к противнику. Прием возвращается. Это ярко проявляется в беседах на тему украинского конфликта. Причем транслируется с телевизионных экранов.

«Националпредатели», «пятая колонна» — слова из этого ряда?

Максим Кронгауз Фото: Александр Вайнштейн / «Коммерсантъ»

Практически. Для языка пропаганды очень важно апеллировать к эмоциям, а не к разуму. Поэтому идет поиск ярлычков в истории, которые сами по себе могут вызвать отрицательную эмоцию. Есть люди, которые не разделяют взгляды власти. Но если мы навешиваем некий ярлык на них, вызывающий определенную негативную реакцию, это действует сильнее, чем просто назвать их оппонентами.

Порой от депутатов звучат абсурдные предложения: вместо лагеря для мигрантов говорить «места временного содержания». Подмена понятий — тоже пропаганда?

Разные приемы, но из одного набора. Подмена понятий — попытка через бюрократизацию, выстраивание сложных конструкций скрыть истинный смысл слова. В свое время кто-то предлагал заменить слово «реформы» на «действия, улучшающие что-то». Логика: реформ боятся, а действий — не будут. Впрочем, если постоянно использовать эти придуманные словосочетания, то через какое-то время они снова будут ассоциироваться с тем, от чего хотели уйти.

Когда бюрократизмами образца 70-80-х годов говорят опытные чиновники, еще можно сослаться на их ностальгию по старым временам. Но почему этот стиль востребован и у юных политиков?

Ответ простой: молодым людям предъявляются некие образцы, которые они подхватывают. Ответ более сложный и отчасти мистический: есть нечто, что называют исторической памятью, которая передается из поколения в поколение. Я прекрасно могу себе представить и понять, как могли бояться и как мыслили люди в сталинские годы. Эпоху Ивана Грозного я не ощущаю. А вот эпоху, предшествующую моей, — вполне. И не то чтобы мне об этом рассказывали родители. Как-то это все впитывается. Вполне возможно, что это сказывается и на молодых людях. Мы понимаем, что пришли те времена, и начинаем вести себя соответственно.

Такое ощущение, что промывка мозгов слишком уж стремительно дала результат. Как будто кто-то взял и выключил свет.

Известные события изменили роль России в мире. Мы, как в советские времена, оказались изолированы от Запада. Поэтому пропаганда упала на благодатную почву. Может быть, людям чего-то не хватало и им стало хорошо, когда появились готовые установки. Штампы заменяют нам способность мыслить, экономят мозги. Иногда они очень полезны. Когда мне надо отделаться какой-то фразой, похвалить кого-то в интернете, я могу не просто сказать «хорошо», а , допустим «аффтар жжот». Когда происходит простое событие — случилась авария или еще что-то, мы сразу даем оценку. Но если случается что-то непонятное, где не видно всех деталей и сразу невозможно разобраться, многие впадают в ступор. Тогда на помощь приходит пропаганда, которая помогает охарактеризовать явление с помощью готового речевого шаблона. И эти подсказки нам постоянно транслируются с телеэкранов. Пропаганда воздействует на мозги очень быстро. Особенно на мозги, не склонные к анализу.

Но есть надежда, что она быстро вымывается. Хотя в эпоху Брежнева казалось, что все понимали: пропаганда — это фальшь. Но закончилась советская эпоха, и выяснилось, что огромному количеству людей трудно без этой фальши. Получается, они в это верили.

А сейчас верят?

Сложно сказать. На этот вопрос должны ответить социологи. Часто понимание, оставила ли какие-то последствия пропаганда, приходит после того, как ее воздействие заканчивается. Тем не менее если мы посмотрим дискуссии в интернете, то увидим, что пользователи активно транслируют все, что слышат с экранов телевизоров.

Фото: Кирилл Кухмарь / «Коммерсантъ»

На развитии лексики пропагандистские установки отражаются? Много ли новых слов появляется?

Возникают мемы. В связи с Крымом их много появилось: от «крымнаш» до какого-нибудь «няш-мяш». Но вошли ли они в наш бытовой язык? Нет. Лет через пять эту лексику все забудут. Скорее, отражается на том, как сегодня происходит коммуникация: не на уровне аргументов, а на уровне навешивания ярлыков. Если мы посмотрим любые дискуссии по острым политическим вопросам, то логического связного разговора там не найдем. Будут одни эмоции с использованием слов ненависти, которые заменяют аргументы. Получается не общение, а некоторые монологи-обвинения, не совмещающиеся друг с другом.

То есть язык перестал выполнять функции общения?

Почему же перестал? Люди, когда ругаются, общаются с превеликим удовольствием. Зайдите на какую-нибудь страничку в Facebook, и вы увидите, как они часами обмениваются любезностями. В некотором смысле общение происходит. Другое дело, что оно на уровне «дурак-сам дурак». До сути проблемы дело не доходит. С первой-второй фразы начинается переход на личности.

Неумение слушать других — современное явление в обществе, или это присутствовало всегда?

У нас просто нет сохранившихся примеров, как происходило живое общение в другие эпохи. Допустим, в 20-е годы. Тогда тоже шли дискуссии. Но их запись не сохранилась. Говорить, что ругань происходит только сейчас, а раньше все были милыми и добрыми, нет оснований. К тому же в Советском Союзе публичных дискуссий вообще не было. Ритуальные коммуникации строились стандартно: власть в определенном ключе навязывала некий разговор обществу. Точнее, его избранным представителям. Сейчас вступать в разговор могут все благодаря интернету.

Как влияют первые лица государства на язык?

Для нашей страны типично копирование языковых черт первых лиц. У Хрущева заимствовали фонетику — произношение окончаний с мягким «з»: «социализьм», «коммунизьм». За Горбачевым повторяли «консенсус». А Путин задал моду на речевую манеру. Он использует лингвистический прием снижения речи, с помощью которого достигает некоей «свойскости» с собеседником. Это заметно именно на фоне грамотной речи. Если вы встретите на улице человека, который разговаривает на жаргоне, вы даже не обратите внимания на его слова. В том и вся суть, что фразы Путина заметны, потому что в целом он говорит правильно и гладко. И когда вдруг употребляет какое-то нелитературное слово, тут же все обращают внимание. Появился даже термин для обозначения этих цитат — «путинки». Журналисты уже ждут от него таких фраз. Интеллигенция раздражается, так как в обществе существует стереотип, что официальное лицо должно говорить правильно. Впрочем, до этого идеала не дотягивал ни один из руководителей государства после революции.

Фото: Виктор Коротаев / «Коммерсантъ»

«Путинки» — естественная манера общения президента или находки спичрайтеров?

Конечно, есть какие-то заготовки. Скорее всего, первая, самая знаменитая, фраза Путина «мочить в сортире» была спланирована. Но мы об этом можем только догадываться. Но есть и спонтанные вещи. Особенно слова, вырвавшиеся в ответ на раздражающие вопросы журналистов. Сейчас Путин легче употребляет подобного рода конструкции. Понятно, что он стал более раскованным.

В народе цитаты президента гуляют, их повторяют?

Цитируют, но именно в связи с какой-то конкретной ситуацией, связанной с президентом. Еще распространена словесная игра. Путин сказал — «как раб на галерах», народ тут же переиначил — «краб».

От прошлых политиков остались фразы, которые до сих пор популярны, или их речь умерла вместе с ними?

Что-то осталось. До сих пор живы «черномырдинки». Его знаменитое «хотели как лучше, а получилось как всегда» довольно часто употребляют. Какие-то эпизоды остались от Хрущева: «мы вам покажем кузькину мать», «загогулина» Ельцина. Но это не афоризмы, а именно мемы. То есть слова, связанные с конкретным политиком, событием.

Фото: Дмитрий Духанин / «Коммерсантъ»

В современной политике есть еще поставщики мемов?

Сразу вспоминается Жириновский. А больше, боюсь, что никого и не назову. У наших политиков нет особых ярких индивидуальных черт. А для оратора важно, чтобы его язык и манеры отражали его личность или образ, который тот создает. Задача у современных системных политиков, занимающих какие-то государственные посты, сегодня — скорее, не выделяться. Даже Жириновский сейчас гораздо спокойнее, чем в начале своей политической карьеры.

То есть идет сознательная установка на серость?

Да, это тенденция времени. Госзаказа на ярких ораторов нет. Может быть, они могли бы отыскаться среди оппозиции. Но ей не дают возможности свободно говорить.

Язык власти у нас и на Западе разный?

Мне тут сложно судить, потому что не изучал язык западных политиков. Однако идея бюрократизации речи и языковых запретов бродит не только в России, но и в других странах. Появляются новые языковые табу. У нас очень сильны запреты на определенные темы. В частности, это табу накладывается законами об экстремизме и разжигании межнациональной розни. Но, что такое экстремизм, ведь определений в законе нет? Интерпретация слова очень сильно зависит от конкретного суда и политической обстановки. Часто к экстремизму приравниваются высказывания, которые к этому не имеют никакого отношения. Это накладывает сильные ограничения на речь. Сейчас ведутся дискуссии о том, что считать публичным, а что — нет. Характерный пример — недавний случай с радиостанцией «Эхо Москвы», когда журналист в своем личном блоге сделал неосторожное высказывание. Количество увольнений, связанных с высказываниями в социальных сетях, велико. Мы движемся в том направлении, что частной сферы уже почти не существует. Все, что ты сказал, может быть выложено в интернет и стать всеобщим достоянием.

В советские годы все поднаторели на поиске двойных смыслов. В каждой самой благостной статье пытались найти подтекст. Сейчас это снова будет развиваться?

В принципе, да. Расплывчатые законы об языковых запретах опасны тем, что они постепенно сами расширяют сферу своей деятельности. Сейчас это и происходит. Некоторые лингвисты, составляющие экспертизу для судей, уже начали давать заключение о скрытых смыслах в текстах. Представьте, что кто-то призывает к насилию. Он говорит: «Возьми топор и убей этого человека». Его судят за призыв к насилию, и это правильно. Тогда следующий человек скажет иначе: «Запасайтесь топорами, там неприятный человек». Кто-то решит, что тут опасный намек. И по нарастающей: появляются иносказания, а закон, чтобы с ними бороться, постоянно расширяется. В результате через некоторое время вне закона окажется уже само слово «топор». Вот это неправильно. Запреты должны быть очень конкретными. Конечно, есть плохие люди, есть плохие темы. Но запрещать разговаривать — это все равно что закрывать плотной крышкой кипящую кастрюлю и не давать выйти пару. Табу только привлекает к запретному. Но вместо разговоров возникнет что-то другое. И кухонные посиделки — самое безобидное.

 

Наталья Гранина

Источник: lenta.ru