О главном внутреннем противоречии советской идеологии, о ее поворотах и заносах и о том, зачем нам нужно все это знать сегодня.

По-моему, тема государственной идеологии СССР становится все более актуальной. СССР был идеократическим государством, и кризис его идеологии стал пусковым мотором процесса, приведшего к системному кризису и краху СССР и основных структур его жизнеустройства. Именно противоречия идеологии с другими элементами мировоззрения сложились в развивающуюся систему кризиса советского общества.

Учиться надо на своих ошибках, а у постсоветской России с идеологией проблем выше головы, студентов же учат по западным учебникам или по учебникам советских начетчиков времен перестройки.

Поэтому я с интересом прочитал дипломную работу на тему эволюции идеологии СССР. В работе было собрано много материала, он показывает, каково сейчас общее представление о теме в нашем обществоведении. Картина меня удручила.

Ничего не говорится о доктринах разработки идеологии на переломных этапах существования советского проекта и государства. Не изложены ни главные внутренние противоречия идеологии в моменты преобразований СССР, ни изменения культурной ситуации, породившие нарастающий кризис идеологии. 

Неверно такое суждение, обобщающее вообще все идеологии: «Именно система различения “друг — враг” детерминирует все политические действия и мотивы. Наличие у граждан страха, агрессии, сплоченности перед лицом внешнего врага, говорит о должной степени эффективности идеологии».

Откуда такая идея? Это, наверное, от Рима идет с его афоризмом «Война — душа Запада». Но ведь идеология — часть культуры, а культуры различны.

«Образ будущего» в русской революции уходил корнями в иное мировоззрение, нежели пророчества Маркса. У Маркса главный мотив — разрушение «мира зла» и строительство Царства добра на руинах. В крестьянской России будущее виделось как нахождение утраченного на время града Китежа, как преображение черезочищение добра от наслоений зла, произведенного «детьми Каина».

Таковы хилиазм (идея создания тысячелетнего царства Божьего на земле — ересь ранних христиан) Бакунина и народников, наказов крестьян в 1905–1907 ггодов. Позже — «откровений» Блока, образов крестьянского рая у Есенина и Клюева, поэтических образов Маяковского.

 

Во время перестройки ее идеологи (например, академик-экономист С. Шаталин) не без оснований уподобляли весь советский проект хилиазму.

 

Они хилиазм презирали или ненавидели, а С.Н. Булгаков (марксист, потом кадет, потом религиозный философ) писал в 1910 году, что хилиазм «есть живой нерв истории, — историческое творчество, размах, энтузиазм связаны с этим хилиастическим чувством».

О 1920-х годах в работе сказано: «В процессе идеологических дискуссий сформировалась та политическая система, которая лишь с незначительными изменениями просуществовала до горбачевской “перестройки”, а во-вторых, методом проб и ошибок, в рамках проводимой политики военного коммунизма и НЭПа, выработана стройная и цельная идеология».

Но ведь это не так! Неужели сдвиги от сталинизма к «оттепели» Хрущева и затем к эпохе Брежнева можно назвать «незначительными изменениями»? Это три принципиально разных идеологических доктрины. Какая «стройная и цельная идеология» возникла в рамках НЭПа? Неужели так учат в школах и университетах!

Казалось, невозможно гражданам России забыть о самом остром идеологическом конфликте, уже в ВКП(б), — о выборе модели развития и будущего. Раньше об этом нам говорили и преподаватели, и взрослые, рожденные в период 1900–1920-х годов. Если не ошибаюсь, в 1927 году началась всепартийная дискуссия, каждая организация должна была обсудить две «платформы», грубо говоря, Сталина и Троцкого, и выбрать позицию. Это захватило всех!

Как можно было пройти мимо такого эпизода?

 

Ведь и после дискуссии подспудно велась внутренняя идеологическая борьба, которая вылилась в репрессии 1937–1938 годов.

 

А до этого была «горячая» война с социалистической Грузией, лидер которой, член ЦК РСДРП, в своей речи 16 января 1920 года дал такое объяснение: ««Наша дорога ведет к Европе, дорога России — к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империализма. Поэтому я должен сказать со всей решительностью: я предпочту империализм Запада фанатикам Востока!» Как смогли идеологически нейтрализовать таких «западников» во всех республиках?

Была идеологическая борьба с «классовиками», которые считали крестьян реакционным классом, и с Пролеткультом, была тяжелая дискуссия с 1921 года о политэкономии социализма — учебник ее смогли издать только после смерти Сталина в 1954 году. Похожие проблемы возникли и с преподаванием истории, и с составлением «единого учебника» — все это были крупные проекты создания идеологии.

Нет оснований и для такого утверждения: «В контексте советской государственной идеологии на этапе 1945–1964 годов вполне уместно говорить о сознательном обострении идеологического противостояния в рамках биполярного мира и состояния “холодной войны”».

Разработчик концепции холодной войны Дж. Кеннан сказал в 1965 году: «Для всех, кто имел хоть какое-то, даже рудиментарное, представление о России того времени, было совершенно ясно, что советские руководители не имели ни малейшего намерения распространять свои идеалы с помощью военных действий своих вооруженных сил через внешние границы… [Это] не соответствовало ни марксистской доктрине, ни жизненной потребности русских в восстановлении разрушений, оставленных длительной и изнурительной войной, ни, насколько было известно, темпераменту самого русского диктатора».

 

Почему же молодые интеллигенты, выпускники МГУ, утратили «хоть какое-то, даже рудиментарное, представление о России того времени»?

 

А ведь эту очевидную истину, которую высказал Дж. Кеннан, еще в 1980-е гг. знало все население, хотя никто эту тему не трепал. Идеология в СССР после войны была не травмирующей и не возбуждающей людей. Можно даже сказать, что опасность холодной войны была сильно преуменьшена, так что почти никто из нас, обывателей, не увидел угроз в перестройки, вплоть до 1988 года. Но уже было поздно.

Трудно понять, откуда взялись нынешние представления об основаниях советской идеологии. В работе сказано: «Советская система начала свое развитие именно с глубокой теоретической работы… Надо сказать, что марксистская теория, претерпев некоторую трансформацию в контексте ленинских воззрений, обрела цельную и непротиворечивую с теоретической точки зрения форму, став при этом единым идеологическим проектом».

Но ход событий был совсем иным, этим и интересна история идеологии русской революции в ее советской ветви. Согласно Марксу, Россия должна была пройти тот же путь, что и Запад. Эту модель не приняли народники (а перед ними Бакунин), разработавшие концепцию некапиталистического развития России. Но народников разгромили марксисты, самый крутой из критиков — Ленин. Однако в ходе революции 1905 года он пересмотрел модель Маркса в отношении России и порвал с марксистским взглядом на крестьянство как на реакционную мелкобуржуазную силу. Это был разрыв с западным марксизмом. Мировоззренческой основой советского строя был общинный крестьянский коммунизм. М. Вебер иногда добавлял слово «архаический». Какая уж тут «марксистская теория, цельная и непротиворечивая, ставшая единым идеологическим проектом»!

 

В этом и заключалось главное внутреннее противоречие советской идеологии: общинный крестьянский коммунизм, соединенный через марксизм с идеями Просвещения.

 

Это была очень хрупкая конструкция, но она была необходима, хотя требовала постоянных политических маневров.

Сейчас молодежь, похоже, не понимает, какой глубокий кризис идеологии был создан ХХ съездом КПСС. В 1956 году эволюционная «десталинизация» сменилась радикальным разрывом с прошлым. Выход из «мобилизационного социализма» провели посредством слома его идеологической базы. Результатом была профанация советского государства, разрушение его духовной связи с народом и одновременно создание комплекса вины  в тех, кто это государство строил и защищал.

В 1960-е годы вышло на арену новое поколение, уже городского «среднего класса», и влияние «шестидесятников» стало нарастать в среде интеллигенции. Развитие общества требовало обновления той мировоззренческой основы, на которой было «собрано» советское общество и легитимирован советский общественный строй. Крестьянский общинный коммунизм исчерпал свой потенциал, прежняя идеология утратила силу.

В партийной элите быстро усиливалось влияние явных и скрытых «шестидесятников», ортодоксальных марксистов. Уже в начале 1960-х годов основные идеи перестройки Горбачева, еще в сыром виде, уже обсуждались на «кухнях». Сложилось «творческое меньшинство», которое и вырабатывало доктрину перестройки. В конце 1960-х годов стал возникать альянс этого меньшинства с противниками СССР в холодной войне.

Все эти изменения сопровождались кризисами и откатами в советской идеологии, но это для нашей молодежи слишком тонкие материи, не до них сейчас. Но хоть самые критические моменты на дороге, по которой мы катимся, надо бы знать.

Сергей Кара-Мурза

Источник: centero.ru