12 января – 80 лет известному композитору.

но смело утверждать: в конце семидесятых–начале восьмидесятых в СССР не было композитора популярнее Паулса. Одних песен Раймонд Вольдемарович написал около трёх сотен. А ещё – 34 инструментальные композиции, 2 балета, 10 мюзиклов, озвучил 44 театральные постановки, написал музыку к 57 фильмам, сам сыграл роли пианистов в двух кинокартинах, а двух других – камео, то есть изобразил сам себя.

 С ним за честь почитали работать такие известные поэты, как М. Танич, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, А. Дементьев, Р. Гамзатов, И. Шаферан, Р. Рождественский и, конечно же, Илья Резник. Песни Паулса пели А. Пугачёва, В. Леонтьев, Л. Вайкуле, Л. Долина, Р. Ибрагимов, Л. Мондрус, Э. Пьеха, С. Ротару, Н. Гнатюк, А. Малинин, А. Миронов, Т. Буланова и многие другие известные исполнители.

В одну из командировок в Ригу я позвонил на квартиру композитору. Требовалось уточнить некоторые детали в интервью, которое взял у Паулса некоторое время назад. Не получилось. Жена Лана ответила: супруг – на гастролях. «Куда-нибудь за рубеж уехал?» — «Да нет, я, право, не знаю»,- как-то стушевалась она. Позже я случайно узнал, что Илья Резник и Раймонд Паулс концертировал с ансамблем песни и пляски Прибалтийского военного округа по северным гарнизонам Союза. И Лана посчитала, что, в таком случае, ей лучше помалкивать. Мало ли что. То есть, она как бы хранила военную тайну мужа! Встретившись затем с композитором и его женой уже в Москве, я поинтересовался: часто ли он бывает в войсках?

— Можно сказать, что и регулярно. У нас в Союзе композиторов нет специального плана командировок в войска. Но когда меня приглашают встретиться с вашим братом военным, я никогда не отказываюсь. А ещё Резник часто приглашает меня выступать перед воинами МВД – у него там основательные связи. Не хочу громко называть это долгом, обязанностью. Просто я так считаю, что служивым людям в стране мы все должны помогать, кто как может. А как же иначе.

В былые времена мы встречались часто. Любил я слушать Раймонда Вольдемаровича. Говорит он обычно негромко, с какой-то подкупающей искренностью, которая всегда меня и умиляла, и покоряла. Много видел я на своем веку знаменитостей. Но с такой естественной открытостью, добротой и сердечностью встречался нечасто. Время от времени, испытывая затруднение с русским языком, он как бы помогает себе жестами. Я всегда любил смотреть на руки маэстро — крепкие, жилистые, а ладони всегда сухие. Наверное, такие были и у его отца Вольдемара, рабочего-стеклодува из рижского предместья Ильгюциеме. Пристрастия к музыке мастер не испытывал, если не сказать, что был к ней равнодушен. А вот мать, Алма-Матильда, и сама пела, и других слушать любила. Когда Раймонду исполнилось четыре года, она уговорила супруга по сходной цене купить сынишке старенькое пианино. Понимала, материнским сердцем чувствовала: у мальчика музыкальный дар.

 Так что в решающей степени родителям композитора мы обязаны тем, что можем сейчас слушать столь великолепную музыку.

 Сам Раймонд особым прилежанием в детстве не отличался, и как только контроль за ним ослабевал — будущий пианист-виртуоз и композитор отдавался играм, ничего общего не имевшим с музыкальными. В детской музыкальной школе он был вроде футбольного мяча. Его перекидывали от одного педагога к другому, и все учителя скопом полагали, что мальчишка — ленивая бездарь, из которой ничего путного никогда не получится. Поэтому величайшим благом для Раймонда оказалась встреча с Ольгой Борисовной Боровской, сумевшей и понять ученика, и помочь ему раскрыть собственный дремавший талант.

Одновременно с общеобразовательной десятилеткой Раймонд окончил и десятилетку музыкальную. В 1953 году поступил в Латвийскую государственную консерваторию имени Язела Витолы. И здесь занимался не особенно прилежно. Больше увлекался «живым исполнительством» в домах культуры, в других увеселительных заведениях. Исполнял, в основном, джазовые композиции и постепенно приобрел в республике большой круг почитателей. Сочинительством тогда он вовсе не занимался. При всем том Раймонд умудрялся числиться одним из первых учеников в консерватории благодаря потрясающей виртуозности игры на инструменте. Профессор Герман Браун имел все основания гордиться своим воспитанником, который на государственных экзаменах играл «Рапсодию на темы Паганини» Рахманинова и «Полонез ля мажор» Шопена. Знатоки музыки не дадут мне соврать: такие сочинения, из-за их сложности, на экзаменах никогда не играются – от греха подальше.

Раймонд получил самый высокий балл – «за исполнение концертной программы соло» и такую же оценку за игру в камерном ансамбле.

 Две страсти — к классической и легкой музыке – прекрасно уживались в молодой энергичной натуре юноши.

 С дипломом выпускника консерватории Раймонд Паулс становится сначала пианистом, а потом и музыкальным руководителем Рижского эстрадного оркестра — джаз на какое-то время всё же отодвинул серьёзную музыку на второй план. Хотя, как сказать. Новый руководитель музыкального коллектива много ездит по республике, изучает и собирает фольклорный материал, и на его основе пишет специальную музыкальную программу для своего оркестра. Успех её превзошел самые смелые ожидания. Латышские газеты восторженно писали: «Великолепно показал себя инструментальный секстет, составленный из лучших музыкантов Рижского эстрадного оркестра. Прежде всего, следует отметить пианиста Раймонда Паулса — первоклассного, виртуозного музыканта». Кстати, именно в то время Раймонд написал песни «Синий лен» и «Озерный край». Ансамбль исполнял их вместе с «Оружьем на солнце сверкая», «Местечко Каммрен», «Рижские парни ладили мост» – популярными песнями латышских стрелков в новой аранжировке Паулса.

А потом наступила большая пауза. Композитор вместе с поэтом и большим другом Янисом Петерсом сочиняли одну за другой песни, однако исполнялись они только в пределах республики. В наших беседах Паулс сам признавался, что тем его песням не хватало вечно неуловимого «чуть-чуть», способного сделать хорошую песню достоянием всесоюзной аудитории. И вот, наконец, такая песня появилась – «Листья желтые». Раймонд Вольдемарович вспоминает:

— Когда мы записывали эту песню, то музыканты улыбались — она им показалась слишком простой. Если откровенно, я и сам не был в восторге от неё. Неожиданно бурное её признание меня даже несколько удивило и озадачило. Всё потому, что в те времена я был, как бы сказал ваш брат военный, лишь на ближних подступах к массовой песне и многие её законы понимал весьма поверхностно.

 Сегодня, кстати, создать популярную песню гораздо сложнее, чем, скажем, двадцать-тридцать лет назад. Многое изменилось в музыкальном мире.

 Техника и электроника позволяют людям слушать в любой момент любого исполнителя. Но, заметь, современных песен люди почти не поют при застолье. Нечего петь. Из песен уходит главное – мелодия. А она в музыке – главное.

Есть песни, как бы на все времена. Сюда в первую очередь я бы отнёс песни военных лет. В них присутствует что-то магнетическое, душевно-взрывное. К таким песням принадлежит «Тёмная ночь» Никиты Богословского, другие из этого ряда. Особое время и особые песни рождает.

Что касается извечного антагонизма между классической и эстрадной музыкой, то лично я не верю, что человек, по-настоящему любящий, к примеру, классическую музыку, не оценит по достоинству талантливо сделанную вещь в ином жанре. Давно наблюдаю, работая с детским хором, как входят в музыку дети. Как они органично воспринимают и классику, и эстраду. Антагонизируют обычно бездарность и талант, истинное и поддельное, высокопрофессиональное и дилетантское. Между прочим, мне в студенческие годы за джазовые композиции не раз грозили исключением из консерватории. Мы тогда до хрипоты спорили со старшими товарищами, доказывая право новой музыки на жизнь. Сегодня же, встав «у руля» музыкальной жизни, наше, «диссидентствующее» поколение, казалось бы, должно было бы открыть зелёную улицу всему новому, но, увы, повзрослев и даже постарев, мы так же категорично отвергаем новомодные музыкальные молодежные течения. К примеру, тот же рок, его разновидности.

Много раз я встречался с Раймондом Паулсом, ещё больше опубликовал о нём материалов, интервью в советской печати. Что меня всегда в нём поражало, так это поразительная его простота и безыскусственность. Не помню случая, чтобы Раймонд Вольдемарович кому-то из нашей журналистской братии отказал в интервью. Никто и никогда не упрекнёт его в звёздной заносчивости, творческом высокомерии. И, пожалуй, никто от него не уходил… без скромного сувенирчика на память.

А чего стоят его подкупающие, воистину мужские качества: честность, порядочность и удивительная откровенность:

— Никогда я не скрываю того, что в своё время чуть не стал алкоголиком. Даже если одному человеку на свете мой пример пойдёт на пользу, и то — благо. Я не только тебе — всем журналистам рассказываю о том, что в моей жизни был такой период, когда спиртное чуть меня не угробило. И тут судьба послала мне необыкновенную женщину Светлану Епифанову (больше известную как моя жена Лана Паулс), которая поверив много лет назад в меня как в музыканта и человека, сумела помочь мне навсегда «завязать» с выпивкой. Так что далеко не случайно я посвятил ей многие свои мелодии. Видит Бог: без неё и их не случилось бы. Лана в буквальном смысле слова удержала меня на самом краю. Мы познакомились в Одессе, где я был на очередных гастролях. Ввернувшись в Ригу, написал ей письмо, впрочем, без особой надежды на ответ. К моему удивлению, Лана приехала в Ригу. Однако, насмотревшись на мою «богемную» жизнь, быстро возвратилась в Одессу. Но, видно, в душе её уже шевельнулись ко мне какие-то чувства, — может, и не любви вовсе, а так, — жалости, сострадания. Короче, Лана приехала вновь и, несмотря на более чем прохладный приём моих родителей, осталась со мной. То, что я пил по-чёрному, да ещё и девушку привел из другого города, сразило их окончательно. Нам пришлось уйти из родительского дома и скитаться по съёмным квартирам. Спустя какое-то время мы разменяли одесское жильё Ланы на крошечную халупу в Риге с громадной доплатой, которую внесли её родители. Жили буквально впроголодь. Я почти всё пропивал. Лана мужественно сносила эту беду, только заклинала меня начать лечение. Помогали ей наставлять меня на путь истинный мой ангел-хранитель Герман Браун, заместитель директора филармонии Иосиф Пастернак, его жена, известная у нас актриса Лидия Фреймане. Кстати, именно они и отвезли меня на своём стареньком «Москвиче» в лечебницу, которая располагалась в городке Олайне. Там я встретил очень много интересных, если не сказать уникальных в республике людей. Беда только в том, что я в те поры оказался единственным человеком, который вышел из клиники и никогда более в неё не возвратился…

Лечение, конечно, дело хорошее, и я всем советую брать с меня пример, но если бы я сам себе жестко не приказал: не брать в рот ни капли — ничего бы не получилось.

Музыкой, кстати, я тоже лечился. Работал как вол, тщательно избегая всяческих компаний с возлияниями. А через какое-то время всё в организме, а, главное, в душе моей успокоилось. Я перестал бояться искушений, поверил в себя, в свою силу воли. Взял, да и курить бросил. Просто загасил последнюю сигарету и всё.

…Я уже говорил тебе, что женским вниманием никогда обделён не был. Но в настоящее время у меня осталось всего лишь четыре любимые женщины: Лана, дочь Анета, внучки Анна-Мария и Моника-Ивон. Обе они — гражданки Дании, поскольку зять у меня датчанин.

А про Лану что тебе добавить? Разве что повторить: возможно, наши с ней отношения, строго говоря, и любовью нельзя назвать. Возможно, это всего лишь долгая привычка, но, поверь, очень сильная, как вторая натура. Лана играет в нашей семье роль главного амортизатора, естественно, помимо роли хранительницы очага. Она понимает все мои метания и всевозможные творческие сдвиги, фильтрует мои обиды. Я уж не говорю о том, что по-латышски она говорит лучше иных аборигенов. Ну, что ты хочешь — недавно перевела на латышский либретто оперы Бриттена «Питер Граймс».

 Так что относительно семьи — я закоренелый консерватор. Оберегаю её всячески, тем более, от любых альковных потрясений, всяких поздних и потому чрезвычайно разрушительных романов.

 Романтиков этого направления я искренне не понимаю. Мне приятно бывать на людях со своей супругой, я всегда возвращаюсь домой со спокойной душой и чистой совестью. Да, среди моих знакомых немало мужчин за шестьдесят, женившихся на молодых. Но у меня есть прекрасный рецепт от подобного рода легкомысленных подвигов — зеркало в коридоре во весь рост. Подойди, посмотри на себя и подумай, кому ты сейчас нужен, кроме своей жены. Да и ей не всегда…

— А вот интересно: скольким певцам, выражаясь журналистским штампом-клише, Раймонд Паулс дал путёвку в жизнь?

— Честно говоря, не знаю. Не веду подобной бухгалтерии. Даже не скажу, сколько песен и мелодий сам написал — не считал. Но песенный конкурс в Юрмале это, конечно, моя придумка. Вместе с ещё Центральным телевидением СССР мы создали оргкомитет. Моим главным аргументом в борьбе с советскими чиновниками от культуры было утверждение: если в Сопоте можно проводить конкурсы, то почему их нельзя проводить в Юрмале? В конце концов, у нас есть море, есть зал и есть хорошие исполнители. Так Латвия в свое время дала Союзу Вайкуле и Бумбиере, Лапченка и Родриго Фоминса, Вилцане и Гринберга. Юрмала «зажгла» Малинина, Палиашвили, Меладзе, Леонтьева… А то, что мы с Пугачёвой сделали — уже история. И не самая плохая, доложу тебе, история!

Все эти перемены в политике, в экономике, культуре принимаю как данность. К той нашей прошлой жизни отношусь с уважением и пониманием. В нынешней мне не всё понятно. Трудно бывает объяснить, почему нас лишили живого общения. В одно время Виктор Вуячич зажёгся было идеей собрать на сцене всех народных артистов из эстрадного цеха. Если бы меня пригласили на такой концерт — поехал бы не раздумывая.

 Большие таланты в музыке всегда уникальны и неповторимы. Но есть одна великая объединяющая их вещь – мелодия. Творцы эти никогда музыку не сочиняли, а именно творили её душой и сердцем. И Паулс, у которого всегда господствует мелодия в произведениях, из их когорты.

 Такому пять, десять консерваторий не научат. Это – дар Божий. Достаточно вспомнить хотя бы главные музыкальные темы, которые Паулс написал к фильму «Театр», к телефильму «Долгая дорога в дюнах». Казалось бы, почти симфонические сочинения, а их под настроение можно запросто напевать и даже высвистывать. Для меня лично музыка Паулса, как универсальное лекарство — от всех душевных болячек помогает безотказно.

У латвийского советского композитора Раймонда Вольдемаровича Паулса множество разных наград и званий. Он – народный артист Советского Союза и Латвийской ССР, лауреат нескольких республиканских премий и премии Ленинского комсомола, командор ордена Трёх звёзд Латвии, рыцарь ордена Полярной звезды Швеции и кавалер орденов Почёта России и Армении. Паулс обладатель нескольких международных почётных призов и премий за заслуги в мировом музыкальном искусстве, избран почётным членом Академии наук Латвии и почётным гражданином Юрмалы. Был министром культуры и даже на пост президента Латвии избирался. Но, главное, с неизбывной любовью мы слушаем и слушаем его неповторимую, замечательную, добрую, исключительно мелодичную музыку.

 

Михаил Захарчук

Источник: stoletie.ru