«Традиционных ценностей» — проверенных временем, многовековых, которые ныне пропагандируют в России, — просто не существует. Ни российских/русских, ни французских, ни немецких, хотя набор моральных ценностей в каждую эпоху очевиден: «официальные», декретируемые, всегда поддерживает большинство, а у разных социальных групп и ценности разные. Нет ценностей, которые продержались бы в течение всей истории страны, — есть национальный характер, проявляющий себя разными гранями в разных обстоятельствах, и бытовые привычки.

Какие ценности считать традиционными во Франции? Абсолютизм, католицизм, революция, империя, республика, рабовладение, колонии, инквизиция, Варфоломеевская ночь, рыцарство, гильотина? Все это было да проходило, и тому, что было, удивляются нынешние французы. Как это — отрубить голову королю? И кому бы то ни было — это же ИГИЛ какой-то! Нынешний президент — самый непопулярный в истории Французской Республики, в связи с чем французы собираются ввести процедуру импичмента, а не «брать Бастилию» (хотя проблема переполненности тюрем сегодня остра: мест не хватает). Нынешний француз не может себе представить ни практиковавшихся прежде публичных казней, ни истребления инакомыслящих, как это было с катарами, приказ «убивайте всех, Бог узнает своих» не укладывается в голове. На орудия пыток инквизиции, сохранившиеся в музейной экспозиции замка Каркассон, смотрят, как на обломки инопланетного корабля. Рабовладение считается позорным пятном в истории нации, а не так давно это было нормальным инструментом экономики. Это если говорить о ценностях государственного масштаба.

А национальный характер сквозь века прослеживается. Галантность, деликатность, конформность поведения, описанные Мольером как лицемерие, французам свойственны. Бунтарский дух тоже свойствен: «лицемерие» — оно только до тех пор, пока социальный договор в принципе устраивает: француз не потерпит ни российского произвола, ни немецкого орднунга. Декларация прав человека, основы демократии (в работе Монтескье «О духе законов») неслучайно возникли во Франции. «Свобода есть право делать все, что дозволено законами», — формулировал Монтескье, добавляя: «Как существо физическое, человек, подобно всем другим телам, управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные Богом, и изменяет те, которые сам установил».

Сегодняшние «европейские ценности», либерализм (тоже термин Монтескье) выпестованы Францией начиная с XVIII века, но применению их — всего полвека, и не факт, что они таковыми останутся навсегда. В самой Франции идут дебаты между сторонниками сверхпопулярного политического писателя и журналиста Эрика Земмура (появился даже термин «земмуризация») и Кон-Бендита, лидера 1968 года, то есть спор между ультраправыми и либералами. Земмур — против иммигрантов, Евросоюза, размывания национальных границ, феминизма, гомосексуализма, политкорректности, гуманизма. Генерал Петен для него — герой, спасший французских евреев договором с нацистами о выдаче им евреев, не имевших французского гражданства. Земмур — за национальные границы во всем (например, его возмущает, что треть французов заключили браки с иностранцами) и традиционную семью по типу домостроя. «Я — анти-прав-человечен», — говорит он, называя себя бонапартистом (а это республика, затем империя, завоевывающая мир) и марксистом. Его книга этого года «Самоубийство Франции» (аналог «Германия — самоликвидация» немца Тило Сарацина) стала главным бестселлером. Практически, это и есть то, что понимается сегодня под «традиционными российскими ценностями». С той разницей, что Земмур не взывает к католицизму, а российская официальная доктрина к православию взывает. Снова процитирую Монтескье: «В деспотических государствах, где нет основных законов, нет также и охраняющих их учреждений. Этим объясняется та особенная сила, которую в этих странах обычно приобретает религия: она заменяет непрерывно действующее охранительное учреждение; иногда же место религии занимают обычаи, которые там почитаются вместо законов».

В 2006 году возник интернет-форум на тему «Что такое российские/русские ценности» — ответов было два (остальные отвечали, что не знают, или соглашались), оба в яблочко: баня и великодержавность. Баня — это как у французов сыры и вино на ужин, культ еды и часы ее приема, как утренний кофе с круасаном, газетой и сигаретой в кафе… Но уж и курить нельзя, и вместо газет электронные устройства, и расписание трапез стало не таким строгим, поскольку иностранные туристы вынудили рестораны быть открытыми всегда, а не только с 12 до 15 для обеда и с 20 до 23 для ужина — традиции меняются на глазах. Земмур прав, что нынешняя Франция — «не та», что иммигранты ее криминализировали, Евросоюз лишил ее самостоятельности (вон сколько времени уже Брюссель не утверждает бюджет Франции на 2015 год — переработайте, говорит!), но свобода, равенство и братство должны тут испустить дух.

Еще в национальном характере французов — мольеровская же скупость (под ней понимается прижимистость, рачительность, привычка «считать копейки») и завидное качество — изобретательность. Французы изобретали больше других (вакцины, консервы, фотографию, кино, скоростные поезда — всего не перечислишь), никакую ситуацию не считали безвыходной, даже оказавшись на территории, где не было ничего, кроме болот. Всегда стремились к совершенству, потому так прекрасна их архитектура и так симпатичен дизайн в самом простеньком кафе, но ясно, что что-то сломалось, и не только у них, будто украли будущее, к которому больше никто не стремится, а наоборот (и тут секрет успеха телепроповедей Земмура), вздыхают о прошлом. Мифическом, а не конкретном, некоем утрачиваемом на глазах «образе Франции». Есть, конечно, и адепты глобализации, «мир — одна семья», но в семье этой есть враги, грозящие уничтожением, и надо уничтожать их (тот же ИГИЛ) — что ж это за семья такая? Ни в сторону «пусть цветут все цветы», ни в сторону «нация превыше всего» двигаться не получается или не хочется.

Многовековых традиционных ценностей на свете не так много: демократия Афин, троглодиты, живущие в пещерах вокруг Сахары, британская корона, индейцы в перьях, хадж в Мекку… Российские традиции гораздо моложе, кроме бани и великодержавности, можно назвать русских женщин, которые, по свидетельству приезжих, и в XVII веке были трудолюбивее и совестливее мужчин. Но в том же веке девочек выдавали замуж в 12 лет, и попытка Петра I повысить брачный возраст до 17 лет не увенчалась успехом, потому в конце XVIII века Синод выпустил указ, понижающий его до 13-ти. А Юрий Долгорукий и вовсе женился на 11-летней девочке. Сегодня это называется педофилией, а не традицией [1].

Устойчивые российские традиции — это крепостничество (в том числе советское), самодержавие, частые войны (междоусобные, завоевательные, оборонительные, гражданские), ничтожная ценность «маленького человека» (а им может стать каждый), волатильность собственности, и к традициям этим вовсе не хочется возвращаться.

Фундаментальная русская ценность — так называемая лень («обломовщина»), которая не порок вовсе, а отсутствие мотивации: социальные лифты не работают, порывы усовершенствовать, изобрести противоречат коррупционной экономике, так что остается только — да, духовность. Размышлять о судьбах мира. О том, быть или не быть. Потребность в действии удовлетворяют водка и наркотики, «уход от действительности» (та же обломовщина) — самая очевидная константная ценность. Потому — продукция низкого качества и «все одно помирать». Российские инновации находят применение на Западе, наши «штольцы», как известно, создали там много чего «всемирно-исторического». «Нет пророка в своем отечестве». «Лень» — это и модус вивенди, позволяющий сохранить честь и достоинство: не быть выскочкой, не суетиться, не угодничать, не водиться с шакалами: «служить бы рад, прислуживаться тошно».

Еще одна традиционная особенность — «от сумы и от тюрьмы не зарекайся»: в тюрьмах, прежде всего в советских лагерях, перебывало такое количество людей, что представления о чести, порядочности, справедливости до сих пор черпаются оттуда. Когда закон что дышло, действуют «понятия» и внутренняя демаркация «людей» и «сук». Блатные песни были в СССР популярны и сами по себе, и в окультуренном виде у Высоцкого и Галича. Последние четверть века живут в жанре шансона: «тюрьма» потянула за собой не вверх, как было, а вниз.

Разумеется, корневая русская традиция, пережившая «филькины грамоты» и раскол, прерванная в ХХ веке, — православие. Возобновилась она, правда, со сдвигом во времени: в Российской империи Рождество праздновали всегда 25 декабря, как празднуют почти все страны, включая православную Грецию. А теперь 7 января. Получилось это из-за той же советской власти: атеистическую жизнь перевели на новый стиль, а отвергнутая церковь осталась при старом. Православие тоже рифмуется с «ленью», поскольку материальный мир (для прихожан, не для иерархов) призрачен, преходящ, да и государственное устройство таково, что «ничего не поделаешь», потому русский менталитет преимущественно фаталистичен: «От судьбы не уйдешь», «Бог дал — Бог взял», «на все воля Божья», «Бог не выдаст — свинья не съест», «власть — от Бога», «на роду написано», «не судьба». По собственному опыту знаю: прилагаемые мной усилия никак не коррелируются с результатом. «Так случилось», «так произошло», «повезло / не повезло» — так вернее всего объяснить, почему что-то получилось или нет.

Сегодняшняя пропаганда «традиционности» имеет конкретную цель: чтоб к нынешним властителям тоже относились как к вечной ценности, но есть и общественный запрос, тот же, что во Франции: хочется вернуть идентичность, вернее, ее образ, и спрятаться туда от будущего.

Примечание
↑1. Принято считать, что срок жизни прогрессивно увеличивается, но это заблуждение: в Древней Греции, судя по сохранившимся могильным плитам, жили до 80–90 лет. А про роль и положение женщин можно прочитать много интересного в книге Н.Л. Пушкаревой «Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (Х — начало ХIХ в.)».

Татьяна Щербина

Источник: worldcrisis.ru